Цитата:
На следующий день, когда Одинцова явилась к чаю, Базаров долго сидел, нагнувшись над своею чашкою, да вдруг взглянул на нее... Она обернулась к нему, как будто он ее толкнул, и ему показалось, что лицо ее слегка побледнело за ночь. Она скоро ушла к себе в комнату и появилась только к завтраку. С утра погода стояла дождливая, не было возможности гулять. Все общество собралось в гостиную. Аркадий достал последний нумер журнала и начал читать. Княжна, по обыкновению своему, сперва выразила на лице своем удивление, точно он затевал нечто неприличное, потом злобно уставилась на него; но он не обратил на нее внимания.
-- Евгений Васильевич, -- проговорила Анна Сергеевна, -- пойдемте ко мне... Я хочу у вас спросить... Вы назвали вчера одно руководство...
Она встала и направилась к дверям. Княжна посмотрела вокруг с таким выражением, как бы желала сказать: "Посмотрите, посмотрите, как я изумляюсь!" -- и опять уставилась на Аркадия, но он возвысил голос и, переглянувшись с Катей, возле которой сидел, продолжал чтение.
Одинцова скорыми шагами дошла до своего кабинета. Базаров проворно следовал за нею, не поднимая глаз и только ловя слухом тонкий свист и шелест скользившего перед ним шелкового платья. Одинцова опустилась на то же самое кресло, на котором сидела накануне, и Базаров занял вчерашнее свое место.
-- Так как же называется эта книга? -- начала она после небольшого молчания.
-- Pelouse et Fremy, Notions generales... -- отвечал Базаров. -- Впрочем, можно вам также порекомендовать Ganot, Traite elementaire de physique experimentale {Гано, "Элементарный учебник экспериментальной физики" (франц.).}. В этом сочинении рисунки отчетливее, и вообще этот учебник...
Одинцова протянула руку.
-- Евгений Васильевич, извините меня, но я позвала вас сюда не с тем, чтобы рассуждать об учебниках. Мне хотелось возобновить наш вчерашний разговор. Вы ушли так внезапно... Вам не будет скучно?
-- Я к вашим услугам, Анна Сергеевна. Но о чем бишь беседовали мы вчера с вами?
Одинцова бросила косвенный взгляд на Базарова.
-- Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово "счастие". Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастьем, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Или вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
-- Вы знаете поговорку: "Там хорошо, где нас нет", -- возразил Базаров, -- притом же вы сами сказали вчера, что вы не удовлетворены. А мне в голову, точно, такие мысли не приходят.
-- Может быть, они кажутся вам смешными?
-- Нет, но они мне не приходят в голову.
-- В самом деле? Знаете, я бы очень желала знать, о чем вы думаете?
-- Как? я вас не понимаю.
-- Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, -- вам это самим известно, -- что вы человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды -- вся жизнь перед вами. К чему вы себя готовите? какая будущность ожидает вас? Я хочу сказать -- какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? Словом, кто вы, что вы?
-- Вы меня удивляете, Анна Сергеевна. Вам известно, что я занимаюсь естественными науками, а кто я...
-- Да, кто вы?
-- Я уже докладывал вам, что я будущий уездный лекарь.
Анна Сергеевна сделала нетерпеливое движение.
-- Зачем вы это говорите? Вы этому сами не верите. Аркадий мог бы мне отвечать так, а не вы.
-- Да чем же Аркадий...
-- Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы -- с вашим самолюбием -- уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете ли, Евгений Васильевич, что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через такие же испытания, как и вы.
-- Все это прекрасно, Анна Сергеевна, но вы меня извините... я вообще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние...
-- Какое расстояние? Вы опять мне скажете, что я аристократка? Полноте, Евгений Васильич; я вам, кажется, доказала...
-- Да и кроме того, -- перебил Базаров, -- что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать -- прекрасно, а не выйдет -- по крайней мере тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал.
-- Вы называете дружескую беседу болтовней... Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете.
-- Вас я не презираю, Анна Сергеевна, и вы это знаете.
-- Нет, я ничего не знаю... но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит...
-- Происходит! -- повторил Базаров, -- точно я государство какое или общество! Во всяком случае, это вовсе не любопытно; и притом разве человек всегда может громко сказать все, что в нем "происходит"?
-- А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе.
-- Вы можете? -- спросил Базаров.
-- Могу, -- отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания.
Базаров наклонил голову.
-- Вы счастливее меня.
Анна Сергеевна вопросительно посмотрела на него.
-- Как хотите, -- продолжала она, -- а мне все-таки что-то говорит, что мы сошлись недаром, что мы будем хорошими друзьями. Я уверена, что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец?
-- А вы заметили во мне сдержанность... как вы еще выразились... напряженность?
-- Да.
Базаров встал и подошел к окну.
-- И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?
-- Да, -- повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.
-- И вы не рассердитесь?
-- Нет.
-- Нет? -- Базаров стоял к ней спиною. -- Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно... Вот чего вы добились.
Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая -- страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей... Одинцовой стало и страшно и жалко его.
-- Евгений Васильич, -- проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор -- и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь.
Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней...
-- Вы меня не поняли, -- прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула... Базаров закусил губы и вышел.
Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова; она состояла из одной только строчки: "Должен ли я сегодня уехать -- или могу остаться до завтра?" -- "Зачем уезжать? Я вас не понимала -- вы меня не поняли", -- ответила ему Анна Сергеевна, а сама подумала: "Я и себя не понимала".
Она до обеда не показывалась и все ходила взад и вперед по своей комнате, заложив руки назад, изредка останавливаясь то перед окном, то перед зеркалом, и медленно проводила платком по шее, на которой ей все чудилось горячее пятно. Она спрашивала себя, что заставляло ее "добиваться", по выражению Базарова, его откровенности, и не подозревала ли она чего-нибудь... "Я виновата, -- промолвила она вслух, -- но я это не могла предвидеть". Она задумывалась и краснела, вспоминая почти зверское лицо Базарова, когда он бросился к ней...
"Или?" -- произнесла она вдруг, и остановилась, и тряхнула кудрями... Она увидала себя в зеркале; ее назад закинутая голова с таинственною улыбкой на полузакрытых, полураскрытых глазах и губах, казалось, говорила ей в этот миг что-то такое, от чего она сама смутилась...
"Нет, -- решила она наконец, -- Бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете".
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
